— И все же, — говорил темно-русый скуластый господин, — использовать навьи мороки для связи я считаю крайне опасной затеей.

— Не завидуй, Эльдар. — Второй был рыжий, кудрявый и, сидя, казался повыше ростом. — Я вот, например, почти перестал.

— Было бы чему завидовать, — пробасил Зорин.

Столь вопиющую расхристанность господина чародея мне ранее видеть не приходилось, даже когда сама к тому руки прикладывала. Без галстука, порванный ворот рубахи открывает грудь, а на спине и под мышками расплываются темные пятна пота.

— Твоя, Иван, скромность, — протянул рыжий, — граничит с высокомерием. Я навскидку ни одного чародея тебе не назову, кто смог бы эдакую штуку провернуть. Давай, не томи, до чего на Руяне докопался. Аффирмация у тебя?

— У меня, — вздохнул Зорин. — Но я не затем вас призвал. Эльдар, да не мельтеши лицом. Я уже понял, что ты меня не одобряешь. Скажи ему, Семен, чтобы перестал фонить, отвлекает.

Рыжий Семен цыкнул на соседа:

— Угомонись, Мамаев, а то отряжу в помощь Евангелине Романовне протоколы сшивать.

— Сейчас? Ночью?

— В присутственное время. Даже Евангелина Романовна ночами службу нести не может.

— Как там Гелюшка? — спросил Иван.

Рыжий обстоятельно ему отвечал, а я поняла, что-мой сон перестает мне нравиться.

— Брют рыщет, ни на день нас своими заботами не оставляя, — закончил пояснения Семен.

— Кстати, Юлий Францевич любопытствовал давеча у нашей Попович, как продвигается твоя, Ванечка, служба, — сказал Мамаев и как-то по-особенному склонил голову к плечу, будто находя в виде Зорина доселе неведомые черты. — Да ты сам на себя не похож! Влюбился, что ли, там на Руяне? Брось! Жозефина тебе физиономию расцарапает!

Какой дурацкий сон! Евангелина Романовна Попович, сиречь Гелюшка, а теперь еще и Жозефина?

— Я, кажется, понял, для чего чародейский приказ в Брютовой комбинации понадобился, — говорил меж тем Зорин. — Только полной картины составить не могу.

— С конца начинай, — велел Семен, и сразу стало понятно, что он этим двоим начальник.

— Покушение на августейшего монарха, — послушно ответил Иван.

Мамаев расхохотался и толкнул рыжего в плечо:

— Ну, господин Крестовский, Семен ты наш Аристархович, много понял?

Рыжий смутился, нахмурился, но вскоре тоже хохотнул.

Иван смотрел на них с теплотой:

— Я, Семушка, лучше по порядку. Есть в нашей богоспасаемой империи некий загорский миллионщик господин Абызов.

— Промышленник, — сказал Мамаев быстро. — Все гнумское паровозостроение на его литье завязано.

— А с Брютом у него ничего не завязано?

Мамаев посмотрел на Семена:

— Вполне возможно. — Рыжий Крестовский будто вспоминал что-то. — Погодите, сыскарики, где-то я эту фамилию слышал именно в связи с Юлием Францевичем. Эльдар, кроме металла там что-то есть у этого Абызова?

— Да я вам справочная служба, что ли, — озлился Мамаев. — Всенепременно есть, он же не с пустого места литье поднимал. Ну, предположим… Что же там за горами в цене? Пушнина там, пенька…

— Сам ты пенька.

— Малахит.

— Точно! — Семен отвесил соседу щелбан. — Умница ты моя басурманская. На приеме у обер-полицмейстера кто-то восхитился малахитовым столиком в курительной, а Брют сказал, что господин Абызов не желает ему лицензию на добычу переуступить.

Крестовский посмотрел на Зорина:

— Оно?

— Похоже…

— А теперь изящно сведи мне воедино господина Абызова, Юлия Францевича и покушение.

— Есть у Карпа Силыча Абызова дочь…

— Это гораздо интереснее пеньки. И как она? Хороша? Познакомился? — Перебил Мамаев, за что был ухвачен за шею длинной рукой Семена.

— И желает барышня сия, — Зорин дурашливости собеседника будто не заметил, — выйти замуж за его сиятельство князя Кошкина.

Собеседники Зорина переглянулись и опять рассмеялись.

— Это еще только присказка. Барышня не простая, а золотая. Папенька может ей любого жениха купить, но понадобился ей именно князь Кошкин с его аффирмацией.

Семен посерьезнел, Мамаев притих, а Зорин продолжал изложение:

— На нашу барышню Абызову мощный арасский аркан наложен, запирающий, настолько мощный, что ее способности чуть не в минус ушли.

— Аффирмация напрямую связывает носителя с императором. — Крестовский сообразил быстро. — Девица — сильный маг, в момент венчания аркан развеется, ее сила хлынет через мужа к…

— Как же изящно! — восхитился Мамаев. — Надежнее убийства венценосной особы и не придумаешь. А ты что, арестовал проказницу? Юлий Францевич от тебя же именно этого ждет. Деву в острог, папеньку на каторгу, имущество в казну, а лицензию — господину канцлеру.

— Горазд Юлий Францевич чужими руками жар загребать, — сказал Крестовский. — Если ты нынче же вернешься в Мокошь-град, фактически задание будет исполнено.

— Нас в это покушение будут тыкать носом, пока не сделаем то, чего от нас хотят. — Зорин раздраженно хлопнул ладонью о колено. — Пришлют кляузу анонимную от неравнодушного подданного или человечка сдадут по другому делу, чтоб на допросе фамилия Абызовых всплыла.

Они помолчали, я обошла Гавра и прислонилась к нему другим боком, погреться.

— А отчего же барышня Абызова магии своей не желает? — спросил Эльдар.

— Не уверен, но дальний предок барышни знатным некромантом оказался, предполагаю, что такие способности девушке омерзительны.

— Какая стихия ее ведет?

Зорин вздохнул:

— Огонь.

— Семен! — Мамаев шаловливо толкнул рыжего в бок. — Добропорядочность Ивана Ивановича под угрозой! Огненная дева испепелит его страстью. Уж кто-кто, а я прекрасно осведомлен, какие желания огонь в своих адептах будит. Говоришь, сильна?

— Я не знаю насколько. — Покрасневший Иван Иванович махнул рукой.

— Значит, так. — Крестовский тряхнул головой, я заметила, что в обеих мочках у него блестят довольно крупные сапфиры. — Иван остается на острове. Делай что хочешь, хоть сам на барышне Абызовой женись, только к князю ее не подпускай и от себя не отпускай. Мне дней десять форы надобно. Второе, что с Гертрудой Зигг?

Гавр щекотал мне усами щеку, я отмахнулась, но рука прошла сквозь кошачий бок, будто сквозь облако.

«Роза для розы! — Прогремело тревожно: — Роза!»

Пещера исчезла. Пропали приятели-чародеи, диковинные прозрачные потолки и рыбки над ними. Я оказалась в густом непроглядном тумане, ноги не чувствовали опоры, я даже перестала понимать, где верх, а где низ.

— Гаврюша! — крикнула я. — К ноге!

Команда была скорее собачья, видимо, поэтому мой сонный кот воспринял ее буквально. Через мгновение я уже балансировала, стоя на его широкой полосатой спине. Лоскутники появились неожиданно, заходя сверху клином неопрятных птиц.

— N’attendez pas! Не дождетесь! — заорала я по-французски и топнула ногой. — Желаю немедленно проснуться в своей постели!

И открыла глаза, комкая в левой руке носовой платок, а правой прижимая к животу храпящего кота. За окном рассветало.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

в коей Иван Иванович творит добрые дела, но награды не получает

Иван брел вдоль пляжа, миновал обжитую часть берега, рыбацкие сети, разрушенные деревянные мостки, уходящие в воду, разогнал птичий базар упитанных руянских чаек. Он искал тишины и безлюдия. Обнаружив скопление валунов на мелководье, разулся и взобрался на гладкую как коленка вершину одного из них.

— Перфектно, — решил он, улыбнувшись, будто удачной шутке.

Затем поджал под себя ноги, опустил раскрытые ладони на колени и подставил лицо солнцу и бризу. Дружил чародей Зорин с двумя стихиями в равной мере, с водой и ветром, и здесь мог побыть с ними наедине.